МОНАДА

Код доступа 2461537

Информация, приводящаяся в теософической литературе на тему монады, скупа, и это неизбежно. Мы не находимся сейчас в таком положении, чтобы значительно её расширить, но изложение этой темы, как мы понимаем её сейчас, может избавить изучающих от некоторых неясностей и непонимания, которые часто проявляются в присланных нам вопросах.

Заблуждения по этому вопросу неизбежны, поскольку мы пытаемся понять физическим мозгом то, что не может быть выражено в понятиях, ему доступных. Монада обитает на втором плане в нашей системе планов, который иногда называют паранирваническим или анупадака. Для столь высокого уровня нелегко составить какое-то определённое представление, связанное со словом "план" или "мир", поскольку всякая попытка даже символически показать соотношение планов и миров одного к другому требует громадных усилий воображения в направлении, совершенно нам незнакомом.

Позвольте нам предположить, что должно существовать сознание логоса* — сознание нашего солнечного логоса всецело вне каких-либо миров, планов или уровней, которые мы только можем себе представить. Мы можем только неопределённо думать о таком типе трансцендентального Сознания, для которого пространства более не существует, для которого всё (по меньшей мере в Солнечной Системе) присутствует одновременно, не только в текущем состоянии, но и во всех стадиях эволюции от начала до конца. Мы должны думать об этом божественном сознании как о создающем для своего пользования эти миры различных типов материи, а затем — о том, что оно по своей воле облекает себя этой материей, при этом сильно ограничивая себя. Принимая на себя покрытие из материи даже высшего из этих миров, оно явно налагает на себя определённое ограничение; и почти так же ясно, что любое дополнительное покрытие, вовлекающее его всё глубже и глубже в материю, должно это ограничение увеличить.

.

Один способ попытаться выразить это символически, который может нам помочь, связан с тем, что мы называем измерениями пространства. Если мы сможем представить бесконечное количество этих измерений, то можно предположить, что каждое опускание с высшего уровня на низший лишает нас сознания одного из этих измерений, пока, по достижении ментального плана или мира, у нас не останется способность наблюдать только пять из них. Нисхождение на астральный уровень отнимет ещё одно, а дальнейшее опускание на физический уровень оставит лишь три знакомые нам. С целью только получить представление о том, что значит потеря дополнительных измерений, мы должны представить жизнь существа, чьи чувства способны воспринимать только два измерения, и в каком отношении его сознание будет отличаться от нашего — тогда можно понять, что такое потеря одного измерения в нашем сознании. Такое усилие воображения быстро убедит нас, что двухмерное существо вообще никогда не сможет получить адекватного представления о нашей жизни, оно будет осознавать её по частям, и его представление даже об этих частях будет сплошным заблуждением. Это позволяет нам видеть, насколько неадекватным должно быть наше представление даже о плане или мире, непосредственно высшем, чем наш; и нам сразу же становится очевидна безнадёжность ожидания полного понимания монады, которая на много планов или миров выше той точки, с которой мы пытаемся её рассматривать.

Нам может помочь рассмотрение метода, которым логос первоначально построил эти планы. О его методе мы говорим со свей почтительностью, полностью сознавая, что можем рассмотреть только незначительный фрагмент его работы, при том ещё, что нам этот фрагмент виден снизу, в то время, как он смотрит на него сверху. И всё же достаточно справедливо будет сказать, что он посылает от себя волну силы или влияния особого рода, которая формует существовавшую первобытную материю в определённые формы, которым мы дали название атомов.

В этот мир, план, или уровень, изготовленный таким образом, приходит вторая жизненная волна энергии логоса; для неё ранее созданные атомы являются объективно существующими вне её, и она строит из них формы, которые она населяет. Тем временем первая, направленная вниз, волна приходит снова, спускаясь через только что сформированный план или уровень, и делает уже другой, низший план, с атомами, несколько более крупными и плотными, но намного более тонкими, чем самая тонкая материя, о которой мы можем иметь представление. Тогда в этот второй мир приходит второе излияние и снова находит материю, являющуюся для него объективной, и снова строит из неё свои формы. И так процесс повторяется, и материя становится всё плотнее и плотнее с каждым миром, пока наконец мы не достигнем физического уровня. Эта идея поможет нам, если мы будем помнить, что на каждом из этих уровней одушевляющая жизнь второго излияния находит материю, из которой она строит свои формы, уже оживлённой первой.

Этот процесс одушевления форм, выстроенных из уже оживлённой материи, продолжается на протяжении минерального, растительного и животного царств, но когда мы подходим к моменту индивидуализации, которая отделяет высшее животное проявление от низшего человеческого, имеет место любопытное изменение: то, что до этого было одушевляющей жизнью, само становится объектом одушевления — оно строит форму, в которую входит "я", и становится зависимым от него. Это "я" поглощает в себя весь опыт, который имела материя каузального тела, так что при этом ничего не пропадает, и несёт его через века своего существования. Оно продолжает процесс формирования тел на более низких планах из материала, одушевлённого первой волной третьего аспекта логоса, но достигает наконец уровня эволюции, на котором каузальное тело — самое плотное из тех, что ему требуются; когда этот момент достигается, мы и наблюдаем монаду, которая представляет третье проявление первого аспекта логоса, находящееся в теле, состоящем из материи, одушевлённой его вторым проявлением.

На значительно более поздней стадии развития вышеописанный процесс повторяется ещё раз, и "я", которое одушевило столько форм в течение этого периода, становится само лишь проводником и одушевляется в свою очередь теперь полностью активной и пробуждённой монадой. И здесь, как и ранее, в "хозяйстве" природы вовсе ничего не теряется. Весь разнообразный опыт, накопленный "я", все блестящие качества, развитые им — всё это переходит в монаду и находит там гораздо более полную реализацию, чем могло дать "я".

Мы не можем иметь верного представления о состоянии сознания солнечного логоса вне планов его системы. О нём говорят, как о божественном огне — если принять это символическое обозначение, то можно представить, как искры этого огня падают в материю наших планов — это искры сущности этого огня, но они временно от него отделены. Аналогию тут нельзя проводить слишком далеко, поскольку обычные искры, будучи отделены от породившего их огня, постепенно затухают и гаснут, в то время как эти медленно эволюционируют в пламя и возвращаются к огню, от которого произошли. Это развитие и это возвращение, очевидно, и являются той целью, ради которой они вышли, а процесс развития и есть то самое, в чём мы пытаемся в настоящий момент разобраться.

Похоже, такая искра не может облачить себя более определённой степени — она не может спуститься ниже того, что мы называем вторым планом, сохранив при этом свою цельность. Трудность, с которой мы сталкиваемся, заключается в том, что мы пытаемся составить своё представление о предмете, в то время как никто из исследователей не может поднять своё сознание до этого второго плана. В принятой сейчас терминологии мы называем его монадическим, поскольку он является домом для монады, но никто из нас ещё не может осознать эту монаду в её собственной обители — можно только видеть её в том состоянии, когда она спустилась на план или уровень, который ниже её собственного, где она проявляет себя как тройственный дух, который в наших ранних книгах назывался атмой в человеке. И даже тогда её природу затруднительно понять — имея три вполне определённых аспекта, которые кажутся различными, она в то же время в основе своей едина.

В других книгах было описано, что один из этих трёх аспектов (правильнее сказать, монада в её первом аспекте) не спускается или не может спуститься ниже своего духовного уровня; но в то же время в своём втором аспекте она может спуститься в материю следующего, низшего мира (мира интуиции)*, и когда этот аспект собирает вокруг себя материю этого уровня, то мы называем это божественной мудростью в человеке или интуицией. Тем временем третий аспект (или, скорее, монада в своём третьем аспекте) тоже спускается на этот план интуиции и облекает себя его материей, принимая форму, которой ещё не присвоено имя в нашей литературе, но он также

Из этого видно, что "я" — это проявление монады на высшем ментальном плане, но мы должны понять, что оно бесконечно далеко от того, чтобы быть её совершенным проявлением. Каждое опускание с плана на план значит гораздо больше, чем просто сокрытие духа — это действительное уменьшение количества духа, который выражен. Конечно, использование слова "количество" при разговоре о таких материях вовсе неправильно и может только ввести в заблуждение, но при попытке выразить такие высокие понятия человеческим языком нельзя полностью избежать несоответствий — чтобы дать физическому мозгу наиболее близкое описание того, что происходит, когда монада вовлекает себя в материю духовного плана, лучше всего будет сказать, что только часть её может быть явлена в ней, и даже эта часть должна быть представлена в трёх отдельных аспектах вместо великолепной совокупности, которую она на самом деле представляет собой в своём мире. Так что когда второй аспект тройственного духа спускается на один уровень и проявляется как интуиция, он не целиком проявляется, но только частично. И когда третий аспект спускается двумя планами ниже и проявляет себя, как интеллект — это только часть части того, чем на самом деле является интеллект как аспект монады. Также и "я" — не скрытое проявление монады, но скрытое представление незначительной её части.

Как наверху, так и внизу. Чем является "я" для монады, тем и личность является для "я". Так что когда дело доходит до личности, с которой нам приходится иметь дело в физическом мире, дробление заходит столь далеко, что часть, которую мы можем видеть, неизмеримо меньше той реальности, которую она так неадекватно представляет. И при помощи этого смехотворно малого фрагмента мы пытаемся понять целое! Трудности, встречаемые нами при попытке понять монаду, имеют ту же природу, как и те, с которыми мы сталкиваемся, когда пытаемся схватить идею "я", но они гораздо больше. В ранние годы существования Теософического Общества было много дискуссий об отношении низшего и высшего "я". В те дни мы не понимали учение даже так, как сейчас — у нас не было того понимания, которое дало нам длительное изучение. Я говорю о группе изучающих в Европе, имевших за собой христианские традиции и неопределённые идеи, связываемые христианством со словом "душа".

Рядовой христианин вовсе не отождествляет себя со своей душой, а считает её чем-то привязанным к нему неопределённым способом — будто это нечто такое, что он должен спасти. Похоже, никто из рядовых последователей этой религии не имеет ясного представления о смысле этого слова, но может назвать это своей бессмертной частью, хотя в обычном разговоре он говорит о ней как о чём-то, чем он владеет, отдельном от него. В Евангелии Богородица говорит: "Величит душа моя Господа; и возрадовался дух мой о Боге, спасителе моём". Возможно, она, как как и св. Павел, проводит здесь различие между душой и духом, но она говорит об их обоих, как о своих принадлежностях, а не как о себе. Она не говорит: "Я, как душа, возвеличиваю; я, как дух, радуюсь". Это может быть просто языковым вопросом — и всё же этот бедный язык передаёт неточную идею и неверное определение. Эта идея всегда носилась в воздухе в Европе, и без сомнения мы испытали на себе её влияние и на первых порах заменяли "душу" термином "высшее я".

Поэтому мы использовали такие выражения, как "глядя вверх на высшее я", "слушая наущения высшего я" и так далее. Я помню, что мистер Синнетт иногда говорил о высшем "я" в несколько пренебрежительном тоне, замечая, что ему следовало бы проявлять больше внимания, чем можно заметить, к несчастной личности, которая внизу борется в его интересах, и шутливо предлагал организовать общество для просвещения наших высших "я". И только постепенно мы пришли к пониманию, что высшее "я" — это и есть человек, а то, что мы видим здесь внизу, есть только малая часть его. Только мало-помалу мы поняли, что есть лишь одно сознание, и что низшее, хотя и является несовершенным выражением высшего, никоим образом не отделено от него. Мы обычно думали о поднятии "себя" до тех пор, пока не сможем объединить себя с той славной высшей сущностью, не осознавая, что это высшее и есть наше истинное "я", и что объединить высшее с низшим на самом деле значит открыть низшее так, чтобы в нём и через него могло действовать высшее.

Чтобы основательно проникнуться теософическими идеями, требуется время. Не просто обычное чтение книг и даже не усердное их изучение делают нас настоящими теософами — нужно время, чтобы учение стало частью нас. Можно заметить это на примере новых членов. Люди присоединяются к нам — люди проницательного ума и глубочайшей веры, действительно желающие сделать всё возможное для теософии и впитать её настолько быстро и полно, насколько это возможно; и при всём рвении, с которым они изучают наши книги, они не могут сразу же оказаться в таком же положении, как более старые члены общества, и будут время от времени показывать это, допуская некоторые незрелые замечания, вовсе не гармонирующие с теософическим учением. Я вовсе не полагаю, что обычное течение времени может произвести соответствующий эффект — очевидно, что если человек, который не учится, будет членом в течение двадцати лет, то по прошествии этого времени он лишь немного продвинется, но тот, кто терпеливо изучает и долгое время живёт со знающими людьми, входит вскоре в дух теософии, или лучше сказать — дух теософии входит в него.