|
Палийский Канон об употреблении мяса
Но в таком случае возникает вполне
разумный вопрос, как могли эти слова, приписываемые Будде, проникнуть в
тексты Палийского Канона? Ответ прост: монахи и писцы, не мыслящие
своего существования без мяса, вписали их туда. Звучит неправдоподобно?
Тогда задумайтесь о том, как вообще появились на свет все Сутры и в
частности Виная. В течение как минимум ста лет после паринирваны
(кончины) Будды его наставления, беседы, положения монастырского устава,
стихи, истории, деяния, поколениями передавались из уст в уста. В случае
с Винаей этот период существования в форме устной традиции, по мнению
исследователя буддизма Рис Дэвидс, составил не менее трёхсот лет. На
практике это выглядело следующим образом: представители различных школ
буддизма заучивали всё пересказанное на память, а затем периодически
читали нараспев речитативом, как в стихотворной форме, так и в форме
фиксированной прозы. Неудивительно, что при сложившейся практике с
течением времени стали возникать многочисленные разночтения. Ни сутры
Пилийского Канона, ни сутры Махаяны не были даны Буддой в какое-то
определённое время и в определённом месте. Буддий-ский Канон, как
утверждают г-н и г-жа Рис Дэвидс, в этом плане ничем не отличается от
любой иной древней религиозной литературы мира и в результате своего
многовекового становления являет причудливую картину "мозаичного
взаимонаслоения ранних и поздних фрагментов".
Всякая сутра начинается с привычного "Так я слышал", и это
подразумевает, что следующие за этим слова принадлежат не автору, но
Будде. Скромность, заслуживающая всяческих похвал! Но в то же самое
время и ловкий полемический приём, позволяющий придать аутентичность,
канонизировать позицию автора, ненароком приписав её Будде.
В течение ста лет после кончины Будды имели место три собора,
созываемых с целью формирования Буддийского Канона, т.е. определения
того, какой материал считать при составлении "доподлинным",
"аутентичным", а какой нет. Несомненно, что соборы породили массу
дебатов, приведших к изъятиям и правкам в исходном материале. Может ли у
кого-то вызывать сомнения тот факт, что в этот период Слово Будды, или
по крайней мере то, что изначально таковым считалось, претерпело
неоднократные дополнения, урезалось, переписывалось, копировалось и
подгонялось под вкусы, требования и предпочтения старейшин тех или иных
буддийских общин, принимавших участие в этом трудоёмком процессе.
Ведущие буддологи мира, посвятившие многие годы изучению и переводу
палийских сутр на английский язык, ничуть в этом не сомневаются. Супруги
Рис Дэвидс в своём переводе Диалогов Будды утверждают, что на момент
составления Палийского Канона, претендовавший на включение в него
материал являлся настолько спорным, что "было не только возможно, но и
считалось за правило что-то добавлять и исправлять в нём" (выделение
Роси Капло). В своём вступительном слове к английскому переводу Винаи,
Т.В. Рис Дэвидс и Герман Ольденберг являют небывалую откровенность,
заявляя, что "нет никаких сомнений" в том, что большинство
повествований, касающихся Будды, являются "откровенным вымыслом",
отмечая, что при этом “доктринальный материал имеет совершенно иную
степень достоверности”.53 А. Фоучер, в столь элегантно
написанной им Жизни Будды, поддерживает эти оценки Ольденберга и
Дэвидса.54
В то время как Ольденберг, Фоучер, Рис Дэвидс и другие признанные
знатоки буддизма, принадлежащие к старшему поколению, ставят под вопрос
аутентичность отдельных частей Палий-ского Канона, современные буддологи
идут ещё дальше. Эдвард Конзэ в своём труде Тридцать лет изучения
Буддизма напоминает нам, что Будда никогда не говорил на языке пали. Его
родным диалектом являлся магадхи, и все его высказывания, как и
высказывания Иисуса, можно считать утраченными в их оригинальном виде.
Он также говорит о том, что в первый период буддийской истории
существовало не менее восемнадцати различных школ, каждая со своими
писаниями, претендующими на эксклюзивную достоверность. По его мнению,
лишь благодаря случайному стечению череды исторических обстоятельств, и
ничему более, одни только писания Тхеравады дошли до нашего времени во
всей своей полноте и неприкосновенности. Далее он цитирует профессора
Вальдшмидта:
"...Не является редким такое положение вещей, при котором именно
санскритская, в данном случае Махапаринирвана-Сутра, сохранила и доносит
до нас подлинную традицию более точно, и уж во всяком случае имеет не
меньшую достоверность, нежели палийский текст..."55
Исследователь Хофингер добавляет:
"... В очередной раз Палийский Канон был низвергнут с пьедестала,
на котором он столь долго находился. Он ничем не достовернее китайского
или тибетского канонов, а порой, напротив, в чём-то даже уступает им".
Нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что отдельные места в
палийских и санскритских писаниях были намеренно опущены или изменены в
целях привести их в соответствие со взглядами и убеждениями отдельных
монахов-писцов. Конзэ приводит пример такого явления: В Дигханикае XVI
последние слова Будды приводятся так: "Все феномены, состоящие из
частей, обречены на распад, стремитесь же к пробуждению!" В то время как
в Махапаринирвана-Сутре читаем лишь: "Удел всего, что состоит из частей,
— распад". А. Фернандес в своей неопубликованной работе о месте женщины
в буддизме указывает, что в то время как санскритский вариант Лотосной
Сутры гласит: "Просветлённая личность открыла свои глаза на истину, не
взирая на учителя в ожидании помощи", в китайской версии читаем:
"...Выслушав учение Будды, он принял его как правдивое". Затем она
приводит цитату из работы японского учёного Накамуры, где тот
утверждает, что вышеизложенное является наглядным примером того, как
китайские монахи намеренно изменяют смысл написанного, чтобы это служило
их целям.
В вопросе же о том, что в действительности сказал Будда по тому или
иному вопросу, мы вынуждены беспомощно развести руками — подлинная
картина всей полноты исторических фактов находится вне нашей
досягаемости, оставляя нам лишь различные версии буддийских преданий, из
коих мы сами вольны выбирать. Г-жа Рис Дэвидс чётко сформулировала эту
мысль, написав:
"Когда верующие на Востоке и учёные на Западе освободятся от оков
традиционных воззрений..., когда мы перестанем слышать "Будда завещал
одно и отвергал другое" и поймём, что скорее Буддийская Церковь делала
всё это, тогда мы будем готовы к тому, чтобы удалив все наслоения,
увидеть наконец реальную историческую личность..."56
Теперь становится понятнее, почему Дзэн порой описывают как "традицию
вне сутр", философию без опоры на слова и буквы, и почему эта школа не
делает своим фундаментом какую-либо отдельно взятую сутру, как это
делают прочие секты. В Дзэн-буддизме акцент делается на том, что истина
должна постигаться впрямую, непосредственно, без опоры на авторитет сутр
или тем более на какие-то безжизненные интеллектуальные формулы. Не сами
сутры, а тот дух сострадания и почтения, что пронизывает их; не слова, а
осознание невыразимой реальности, что кроется за ними; не мирская жизнь
Будды, а его Пробуждение — вот что является предметом Дзэн-буддизма. При
этом Дзэн не отвергает сутр, но лишь стремится познать тот источник, что
служит всем им первоосновой, источник, имя которому — Подлинная Природа
нашего Ума.
Ведь в конце концов, причина необходимости отказа от мяса не в том,
что Будда якобы говорил или не говорил. Подлинная причина коренится во
внутренне присущей всем нам нравственной добродетели, сострадании и
жалости, которые, действуя, сами неминуемо приведут нас к уважению всех
форм жизни. Вполне очевидно в этом случае, что намеренно отнимать жизнь
или через потребление мяса косвенно побуждать других делать это за вас,
— действия, противоречащие этим фундаментальным качествам человеческой
природы.
|
